Дата публикации

Международный опыт минимизации последствий пандемии

Фронт борьбы вокруг последствий кризиса, катализированного коронавирусом, разворачивается так же, как в 2008 году вокруг эмиссии и «заливания» экономик деньгами. Но направление и порядок реализованных мер в данном случае имеют существенное отличие от кризисов прошлых лет.

Глобальные шоки

Размер удара оценивается экономистами больше, чем у любого кризиса за последние 20 лет. Он будет больше как по масштабам экономических последствий, так и по многообразию своих проявлений. Речь идет не только об экономических последствиях, но и о последствиях, связанных со здоровьем и новыми паттернами социального поведения. Влияние на экономический эффект со стороны снижения социального капитала может быть даже больше, чем прямые экономические потери от закрытия производств и разрыва цепочек.

В этой связи центральные банки стран, валюты которых входят в корзину резервных, приступили к масштабной реализации количественного смягчения. США потратят 2 триллиона долларов на преодоление последствий коронавируса, в том числе выплатят более 1 тысячи долларов каждому гражданину с доходами до 75 тысяч долларов и еще по 500 долларов на каждого ребенка в семье. В итоге средняя американская семья получит порядка 4 тысяч долларов. Остальные средства пойдут на помощь малому и среднему бизнесу. Вложения в экономику уже сравнивают с вливаниями времен войны. Европа также подтвердила приверженность любым мерам финансового и фискального стимулирования. Но проблема в том, что средний уровень ставок уже движется к нулю, а динамика по снижению долговой нагрузки и активизации экономического роста достаточно далека от положительных значений.

Существенное отличие данного кризиса от 2008 года в том, что тогда был шок со стороны совокупного спроса, когда в экономике оказалось недостаточное количество платежеспособных инвесторов и потребителей. Сегодня главный шок идет со стороны предложения.

Торговля, перекрытая с Китаем, нарушила большинство производственно-экономических цепочек и отраслей.

Помощь спросу или «раздача кеша» домохозяйствам может решить проблему лишь частично, поскольку при условии карантина и ограничения взаимодействий люди, даже при наличии денег, не будут тратить на определенный перечень товаров и услуг. Именно поэтому сегодня целесообразна поддержка предложения, которая в отличие от стимулирования только системообразующих компаний 2008 года является «ковровой».

Примечательно, что в отличие от предыдущего кризиса эмиссия в 2 триллиона долларов была направлена не через банковские структуры и кредитный мультипликатор, а по целевым каналам финансирования. Ручное регулирование, определяющее, кто и сколько получит, говорит о том, что у эмитирующих правительств есть информация, где нужны средства здесь и сейчас и какой экономический эффект они могут принести.

Пересмотр роли банков

Объем средств, направленных таким образом, говорит не просто о новой финансовой практике регулирования кризисных явлений, но скорее о начале пересмотра роли банков в кредитно-денежной системе. На первый план в развитых посткризисных экономиках выйдут финтехкомпании, чему способствует цифровизация в форме роста доли безналичных расчетов и закрепления ведущей роли платформенной экономики. Крупнейшая компания в сфере финансовых услуг сегодня — китайская Ant Financial с более чем 1 млрд пользователей и без единого филиала. Всего 10 лет назад это была Citigroup с 200 млн клиентов. Половина финансовых транзакций в мире сегодня уже происходит вне банковской системы.

Специфика экономических мер, предпринимаемых высокоразвитыми странами, вызвана тем, что источником всемирной ликвидности является Федеральная резервная система США, которая работает во взаимодействии с такими крупными банковскими картелями, как Bank of America, JP Morgan Chase, Citigroup, Wells Fargo. Они, в свою очередь, владеют четырьмя нефтяными китами: Exxon Mobile, Shell, BP, Chevron. Большая банковская четверка в тандеме с Deutsche Bank, BNP, Barclays и другими европейскими банками находится также в списках владельцев топ-10 компаний и держателей практически всех компаний, входящих в Fortune Global 500. Это позволяет достаточно эффективно управлять экономическими кризисами с точки зрения компенсации потерь в одних секторах за счет других, а также перераспределять экономические ценности ряда стран за счет их высокой степени зависимости от глобальных рынков и цепочек создания стоимости.

Зависимость между управляющей системой и управляемой объясняет практику диаметрально противоположных экономических мер на фоне кризиса. К примеру, снижение ставки рефинансирования и удешевление всех кредитных продуктов американских и европейских банков происходят на фоне противоположных мер финансового регулирования в третьих странах.

Перетекание ценностей

В данном случае разница между управляющей и управляемой системами заключается в том, что «лишние» деньги первой не стремятся уйти в кризисные моменты в «валюту-убежище», они уже являются подобной валютой, высокий спрос на которую поддерживается через нефтяной сектор и крупнейшие компании, входящие в Fortune Global 500, а также крупнейшие рейтинговые агентства типа Moody's и глобальные СМИ, создающие оболочку доверия как главный фактор внутренней стоимости фиатной валюты. Ситуации, когда реализуется уход от «валюты-убежища» в такие неизменно ценные товары, как золото, характерны для крайне высокой степени неопределенности и сопровождаются, как правило, потерей части доходов.

Страны управляемой системы, напротив, всегда пытаются зафиксировать любые «лишние» деньги в какой-то другой более стабильной валюте, тем самым нагружая финансовую систему своей страны, ответной реакцией которой является повышение ставок и удорожание денег. В этих условиях страна имеет крайне узкий коридор возможностей для выхода из кризиса. И может показаться, что различные принципы финансовой диеты, сокращение трат за счет удорожания денег, практика различных льгот и реструктуризации долгов для поддержки внутреннего спроса помогут поддержать статус-кво и удержать экономику от обвала. Но далее в условиях кризиса данная практика приводит только к усугублению ситуации и «перетеканию» ценности в сторону центра ликвидности управляющей системы. В современной экономике управления экономическими кризисами данные меры относят к болезненным дефляционным мерам, ведущим к долговым коллапсам и череде неконтролируемых дефолтов.

Если раньше основным принципом для управляющей и управляемой систем был «мы все в одной лодке», то теперь дезинтеграционные тенденции на волне торговых войн и карантинов устанавливают новый принцип «каждый сам за себя». Теперь в силу закрывающихся и сегрегирующихся глобальных финансовых рынков доступность импорта и валюты значительно упадет.

Речь идет о плавном переходе от торговых и валютных войн к ограничениям на вывод капитала из развитых стран, ужесточении валютного регулирования и практике конфискаций в случае нарушения указанных правил.

С высокой вероятностью это произойдет, и вопрос лишь в том, будет ли обвал глобальных рынков катастрофическим для Беларуси или же он будет скомпенсирован устойчивой к внешним условиям внутренней системой.

Смягчение удара

Возникает вопрос, могут ли страны, валюты которых не являются резервными, в целях достижения устойчивости следовать рецепту количественного смягчения при реализации своей стимулирующей политики? Пока ставки процентов ниже, чем темпы экономического роста и инфляции, занимать на рынке для ликвидации последствий кризиса для стран — эмитентов резервных валют оказывается возможным. Важно то, что данная мера является займом, который в будущем сильно увеличит размер государственного долга, ставки процентов и бюджетный дефицит.

Как правило, мы слышим, что меры количественного смягчения в целом правильные, независимо от страны, их применяющей. Важен лишь размер вливаний, соразмерный объему экономики страны-эмитента. Но на деле оказывается обратное, поскольку любые дополнительные вливания сверх тех денег, которые крутятся в налоговом (R) и обменном (V) циклах, повышают спрос на «валюту-убежище» страны управляющей системы. Причем если стимулирующие выплаты идут на поддержку спроса, как обычно предлагается, и эти выплаты будут превышать значение объема необходимого потребления, скорость консервации данных средств в инвалюте существенно возрастет и достаточно быстро приведет к инфляции.

Для поддержки статус-кво и сглаживания последствий кризиса целесообразными представляются целевые выплаты в размере установленной потребительской корзины. Предпочтительный способ для данных выплат в контексте белорусских реалий на краткосрочную перспективу видится не как базовый безусловный доход, а скорее как гарантия безусловного рабочего места.

Сегодня происходит заметный рост популярности скандинавской модели и своего рода большого кейнсианского сдвига на фоне углубления неравенства в ведущих странах.

Граждане этих стран все больше выступают за национализацию ключевых системообразующих предприятий и отраслей (начиная с фармацевтической отрасли и отрасли производства медицинского оборудования), увеличение объема социальных услуг и гарантий.

На этом фоне примечательно то, что Беларусь является страной, которая имеет немалую практику совмещения рыночной экономики и социальной поддержки. Осложняющим фактором у нас являются отсутствие собственных материальных и энергетических ресурсов, высокая энергоемкость основных производственных фондов, связанные с ними высокие амортизационные издержки, иногда их фактическое простаивание ввиду увеличения доли импорта в себестоимости высокотехнологичной и приборостроительной продукции. Решение данных задач на фоне повышения макроэкономической и рыночной ликвидности белорусской экономики может привести не только к стабилизации ситуации, но и к росту национальной экономики.