Технологии внешнего вмешательства

Статья из сборника «Международные стандарты и избирательный процесс: опыт и перспективы развития. Международная научно-практическая конференция. Минск, 19-20 сентября 2024 года», Минск, 2025

Характеризуя технологии внешнего вмешательства, исследователи, как правило, в большей степени обращают внимание на их видимые проявления и последствия, а также на новые аспекты. Так, в современной научной литературе достаточно подробно описаны механика и эффекты технологий информационного воздействия на личность, общество, государство, включая сетевые формы воздействия.

Специфика манипулятивных технологий, в частности, обстоятельно раскрыта в трудах российских (А. Манойло, Г. Почепцов, И. Ашманов, И. Нежданов, М. Макстенек, П. Фролова, Р. Нуруллов, А. Удотова и др.) и белорусских (В. Гигин, Н. Бузин, И. Марзалюк. С. Кизима, Д. Ротман, С. Мусиенко и др.) ученых.

На современном этапе широко изучается правовая сторона проблемы внешнего вмешательства во внутренние дела государства и направления совершенствования международно-правовых механизмов ответственности за посягательство на суверенитет государств, являющихся объектами вмешательства [1]. Особого внимания при этом заслуживает исследование феномена «цветных революций» как закономерный результат внешнего воздействия на общество и государство, изменяющий внутреннее состояние социальной системы [2]. При этом фокус исследований зарубежного влияния на внутренние процессы в государствах-объектах во многом обращен на выборные технологии, что во многом оправдано, так как именно электоральные периоды открывают окно возможностей различным силам в борьбе за власть. Важным направлением исследования технологий вмешательства становится анализ влияния на общество цифровых инструментов и цифровизации в принципе [3].

Изучение процессов вмешательства зачастую носит рефлективный характер, что проявляется в анализе уже произошедших событий и явлений. Вместе с тем для более глубокого понимания движущих сил и сущности внешнего вмешательства, а также выстраивания эффективных защитных механизмов от преступлений против государства необходимы алгоритмы моделирования процессов и ситуаций, формирующих соответствующие риски для изучаемых стран. Важны маркеры и предпосылки, свидетельствующие о повышении уязвимости различных сторон общественной жизни перед внешним воздействием и попытками дестабилизации.

В данном контексте особого внимания заслуживают факторы (причинно-следственная сторона) и механизмы (деятельностная сторона) вмешательства.

Факторы вмешательства – условия, обстоятельства или переменные, которые обуславливают возможность вмешательства зарубежных стран во внутриполитические процессы.

Механизмы вмешательства – последовательность событий или процессов, которые объясняют, как факторы вмешательства взаимодействуют и приводят к определенному результату – протестам, вооруженному противостоянию либо, наоборот, компромиссам.

И факторы, и механизмы могут иметь как внешнюю, так и внутреннюю природу. Таким образом, вмешательство имеет четыре основных измерения:

1) внешние и 2) внутренние факторы; 3) внешние и 4) внутренние механизмы.

Подробно изученная учеными и публицистами история попыток «бархатных» и «цветных» революций в максимально обширном географическом, цивилизационном и временном разрезе дает содержательную эмпирическую базу для выявления универсальных закономерностей вмешательства. Анализ происходивших политических процессов во многих государствах мира в различные периоды (Чехословакия, Венгрия, Португалия, Франция, Литва, Кыргызстан, Грузия, Украина, Молдова, Ливия, Египет, Россия (2011), Беларусь (2020), Гонконг, Чили, Боливия, Венесуэла и др.) по сути предоставляет возможность сформировать детализированную «летопись вмешательства» для последующего извлечения уроков и составления риск-прогнозов для любого из государств мира.

Рассмотрев лишь отдельные характерные, но при этом во многом не схожие «кейсы» (а именно – Украина от «оранжевой революции» до «евромайдана»; «бульдозерная революция» в Сербии 2000 года; Сирийский кризис 2011 года, период распада блока Восточной Европы 1989 года; протесты во Франции 1968 года, Гонконге 2019 года), по перечисленным четырем измерениям выявлены следующие универсальные маркеры и закономерности процессов вмешательства во внутренние дела государств.

Внешние факторы вмешательства:

цивилизационные – наличие воли мировых центров силы по изменению политического мышления народов конкретных стран и регионов в целях распространения в них своего влияния либо ослабления конкурирующих цивилизаций (Россия, Китай);
мировоззренческие – борьба систем взглядов на мироустройство и общественный уклад, усиление либо ослабление влияния той или иной системы ценностей. Например, деградация советской идеологии, расхождение между декларируемым и реальным, а также разрушение идеологической основы в результате горбачевских реформ в СССР (отказ Горбачева задействовать советские войска, размещенные в странах ЦВЕ, для стабилизации режимов) привели к дезориентации стран восточного блока [4];
псевдоидеологические – популяризация менталитета общества потребления, распространение космополитических взглядов на мироустройство, обоснование вмешательства в выборы за рубежом «ради очень благого дела и в интересах демократии» (цитата бывшего директора ЦРУ Дж. Вулси) [5];
доктринальные – наличие планов и стратегий по оказанию воздействия на страну либо регион (американский проект по дестабилизации Ближнего Востока через стратегию «конструктивного хаоса» – используя местное недовольство добиться фрагментации общества и смены режима);
конфронтационные – культивирование инициаторами вмешательства в общественном мышлении народов стран-объектов образа врага в лице главного цивилизационного антагониста (Россия, СССР). Характерный пример – воздействие на украинское общество в межмайданный период (2004–2014 г.);
военно-политические – решение субъектов вмешательства о ведении военных действий, прямо либо косвенно затрагивающих интересы объектов. Так, война США во Вьетнаме усилила политические расхождения во Франции по поводу будущего французских колоний, спровоцировав протесты 1968 года [6]. Эскалация внутриполитических процессов в Сербии 2000 года существенно усилилась после того, как администрация США начала серьезно рассматривать вопрос отстранения С. Милошевича от власти и готовиться к войне против Сербии. Напряженность между США и Китаем, смещение центра глобальных противоречий на Ближний Восток обусловили последующие попытки вмешательства во внутриполитическую жизнь Сирии [7];
экономические – события и процессы, напрямую влияющие на экономическое благополучие стран-объектов. Например, обрушение нефтяных цен, спровоцированное Саудовской Аравией после вхождения советских войск в Афганистан, ослабило экономический потенциал СССР в странах Восточной Европы [4].

Внутренние факторы вмешательства:

идейно-политические – идеологический кризис и десакрализация авторитетов, появление «новой сакральности» (смена названий, памятников), наличие слоя внутренних компрадорских сил, желающих под благовидным предлогом (справедливость, демократия и т. д.) внедрить систему внешнего управления (характерно для Украины периода Евромайдана) [8];
политико-инфраструктурные – формирование альтернативной политико-идеологической инфраструктуры, в том числе создание при помощи технологий «сетевого маркетинга» безлидерских движений, гигантских партий-големов (характерно для Сербии накануне «бульдозерной революции»), трансформация маргинальных структур до уровня массового движения, воспринимаемого как сила, борющаяся «за общее дело» (пример – сербский «Отпор»);
государственно-управленческие – недооценка и игнорирование проблемы развития деструктивных процессов службами безопасности и правоохранительными органами, принятие ошибочных решений, «политический торг» с оппонентами (сам факт переговоров глав государств с лидерами протеста в Украине фактически обеспечил субъектность Майдана, снизив авторитет официальной власти) [8], отсутствие четкого государственного курса (пример – нарастание противоречий по линии социалистическая экономика – либерализация в странах Восточной Европы);
социально-экономические – существенные проблемы функционирования экономики, нарастание социального недовольства, природные катаклизмы, влияющие на урожай и продовольственную безопасность (например, засуха обусловила проблемы в социально-экономическом развитии Сирии), неэффективность распределения благ. Например, в странах Восточной Европы – «уравниловка в оплате труда на предприятиях, использовавших как новое, так и старое оборудование, заморозка зарплаты «интеллектуального клана», который постепенно уходил во внутреннюю фронду» [4];
информационно-технологические – формирование антивластных общественных настроений под влиянием пропаганды, использование новейших средств распространения вирусной информации и управления толпами (например, в Гонконге помимо Telegram активно использовался сервис FireChat, позволявший поддерживать коммуникацию даже при отключении мобильной связи или Интернета [9]); формирование позитивного имиджа движениям нового типа, как «дающим надежду на перемены»;
этно-конфессиональные – наличие противоречий по линии религиозных и (или) этнических меньшинств, местные социально-политические, этнические, религиозные и экономические разнообразия как повод для манипулирования настроениями отдельных групп; актуализация националистических мифов, превращение националистов в лидеров общественного мнения;
демографические – глубокая и очень быстрая трансформация общества (исход населения из сельской местности и приход на фабрики огромных масс людей), возникновение рабочего движения из вчерашних крестьян;
социально-психологические – «усталость» общества от застоя и политического однообразия, появление «моды на протест» среди студентов (культурно-исторический тренд);
поколенческие – высокий уровень склонности молодежи к экстремизму, «конфликт поколений», нереализованность социальной роли и стремлений молодого индивида, в результате чего молодежь отвергает (игнорирует) общепринятые нормы жизни, поведения и правовые нормы, примыкает к радикальным течениям.

Внешние механизмы вмешательства:

развитие ресурсных центров и НПО, проведение ими целенаправленной политики в направлении стран-объектов: селекция кадров, финансирование лояльной политической инфраструктуры, проведение тренингов и семинаров, пропаганда ценностей (например, проводимая сетью фонда Сороса культивация триады принципов «Запад – рынок – либеральные ценности»), подкуп политиков и интеллектуалов;
вояжи известных политических деятелей (например, поездка Бернара Анри-Леви в Югославию, Грузию, Украину);
разрушение традиций через «институты культуры» – фильмы, музыку, «свободный образ жизни»;
механизмы «управляемого хаоса» (по А. Манойло) – разрушение традиционной структуры общественного уклада через «атомизацию» общества, разрыв связей между отдельными личностями и общиной, внедрение в сознание граждан суррогатного индивидуализма [10];
непосредственное управление внутриполитическими силами стран-объектов (например, переговоры американской администрации с лидерами разделенной оппозиции Сербии для убеждения пойти на компромисс и создать «единый политический фронт» [11]);
информационные – установление внешнего господства над СМИ и каналами социальной коммуникации, целенаправленное массированное информационно-психологическое воздействие на все слои населения, дезинформация, деморализация национальных элит, коррупционные «разоблачения», создание негативного имиджа действующей власти в глобальном общественном мнении, дискредитация государственных СМИ, а также всей политической, правоохранительной, судебной системы государства;
военно-силовые – например, агрессия НАТО против Югославии как «вершина» однополярного мира [12];
экономический и силовой контроль со стороны субъектов вмешательства (например, принуждение стран Восточной Европы к вступлению в НАТО, получение контроля над предприятиями этих стран);
введение экономических и персональных санкций и ограничений;
поддержка экстремистских религиозных формирований. Так, для подготовки сетей исламистских активистов в Сирии поступали деньги и оружие в течение нескольких лет из стран Персидского залива в салафистские мечети; наемники из 120 стран стекались в Сирию для создания «исламской цивилизации» [5];
культивирование, в том числе финансовая поддержка, национализма;
вовлечение молодых индивидов (групп) в деструктивную политическую активность – стимулирование интереса к радикальным идеям и концепциям, формирование радикальных субкультур, в том числе сетевых сообществ, на основе объединения единомышленников и т. д.

Внутренние механизмы вмешательства:

возникновение внутриполитической инфраструктуры – партии, СМИ, интеллектуальные объединения;
самоорганизация боевых отрядов под видом лагерей военно-патриотического воспитания (особенно накануне «второго майдана в Украине в 2012–2013 годах);
активизация деятельности социальных сетей и блогеров, навешивание ярлыков и дискредитация власти («власть избила студентов, почти детей» и т. д.);
формирование объединенной «демократической» оппозиции (например, в Сербии – более 20 политических партий и общественных объединений во главе с движением «Отпор»);
участие граждан в подготовке и распространении фейковых новостей («химические атаки», «зверства» против мирных демонстрантов и т. д.);
нерациональные политические решения (например, решение Венгерской социалистической партии открыть границы и разрешить в 1989 году свободный вылет в Австрию, что спровоцировало волну беженцев через Венгрию);
соорганизация больших масс людей, как правило, молодежной аудитории соцсетей, героизация «лидеров перемен» и «жертв произвола властей», требования о люстрации, реприватизации, уголовном преследовании известных политических фигур [13];
непосредственные действия лояльных внешним субъектам сил по дестабилизации обстановки (уличные акции, снос памятников, слухи о гибели демонстрантов);
вызревание некриминальной деструктивной политической активности молодежи – формально не запрещенных законодательством проявлений недовольства (несогласия) по поводу тех или иных действий (решений) государства.

Перечисленные факторы и механизмы внешнего вмешательства не являются исчерпывающими, однако могут быть вполне достаточными для моделирования риск-сценариев для конкретных стран. При этом внешние факторы и механизмы будут в разной степени присутствовать практически в каждом случае в силу перманентности межцивилизационного противостояния и наличия достаточно широкого арсенала средств (военных, экономических, информационных и др.) для оказания воздействия на определенные общественные слои стран-объектов.

Внутренние же факторы и механизмы в периоды стабильности менее выражены (либо носят латентный характер). При этом они более доступны для исследования и выработки мер по их локализации.

Особого внимания заслуживают предэлекторальные процессы, в ходе которых наиболее отчетливо проявляется степень интенсивности внешнего вмешательства, что позволяет прогнозировать выраженность политических угроз в ходе самой кампании. Так, если накануне старта избирательной кампании имеют место явные признаки вмешательства по всем четырем измерениям, ситуация требует принятия неотложных мер по обеспечению защиты электорального суверенитета.

С точки зрения факторов внешнего вмешательства, Беларусь находится в непрерывной зоне риска в силу как географического положения, так и цивилизационного выбора. Последовательно укрепляя международную субъектность через участие в таких прогрессивных блоках, как ШОС и БРИКС, развивая союзнические отношения с Россией в рамках Союзного государства и странами ЕАЭС, наша страна испытывает на себе как идеолого-мировоззренческие, так и экономические, а также военно-политические внешние факторы вмешательства. При этом выраженность внутренних факторов и механизмов в разные периоды может отличаться. Так, проведенная в период с 2020 по 2024 годы трансформация политических, правовых, социальных и информационных аспектов жизни позволила существенно минимизировать, а в ряде случаев локализовать такие проявления, как деятельность подконтрольных зарубежным фондам НПО, формирование альтернативной политической инфраструктуры, вовлечение граждан, особенно молодежи, в деструктивную деятельность.

С учетом взрывного развития технологий внешнего вмешательства (постоянная трансформация санкционного механизма, террористические и экстремистские угрозы, применение новых технологий информационного воздействия, в том числе на основе искусственного интеллекта и др.) для белорусского общества как никогда важна сплоченность, недопущение атомизации, наличие четких страновых целей развития и деятельное стремление общества к их достижению. Эти и многие другие процессы предстоит еще выстроить, наполнить реальным содержанием, обеспечить их необратимость, и это важнейшая наша общая задача на ближайшие годы.